Феликс Лидерман. Ровно 79 лет назад…

Ровно 79 лет назад, 22 июня началась Великая Отечественная война, или, как теперь модно говорить, германо-советская война. История жизни страны и нашего города навсегда разделилась на до и после. И сегодня мне бы хотелось рассказать об этих, безусловно самых трагичных, страницах его истории.

Все знают знаменитую песню о том, как 22 июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили и нам объявили, что началася война. На самом деле о четырех утра сказано было в правительственном сообщении о нападении Германии на СССР. Задокументированные факты говорят о том, что 22 июня 1941 года состоялось пять авианалетов на Киев (в 6.50, 9.50, 13.12, 19.46 и 21.55). На следующий день утром 23 июня еще три (7.05, 8.14, 10.35). В результате этих налетов было сброшено 20 фугасных и зажигательных авиабомб весом от пяти до 250 кг. На аэродроме сгорел ангар, на станции Пост-Волынский – разрушены два железнодорожных пути и прожекторные мачты. Были повреждены два высоковольтных провода, оборвана воздушная сеть, на Сталинке и Чоколовке – разрушен водопровод. В результате авианалетов пострадало 55 человек, из них раненых – 39, убитых – 16. Так началась война в нашем родном Киеве.
Столица Украины оказалась первым важным объектом на пути немцев. 11 июля началась трагическая оборона Киева. Почему трагическая? С одной стороны, благодаря ей на 70 дней задержали наступление немецких войск на восток, чем фактически спасли Москву от нападения немцев до наступления холодов. Но эта военная операция закончилась окружением и взятием в плен 665 тысяч бойцов и командиров Красной армии, а также отступлением советских войск.
Немецкие войска вошли в Киев 19 сентября 1941 года. К приходу немцев в Киеве из 846 тысяч человек оставалось менее 400 тысяч горожан. Около 200 тысяч киевлян были мобилизованы в армию и ушли на фронт – подавляющее их большинство погибло. Еще 325–350 тысяч человек эвакуировались вместе с предприятиями и организациями столицы. Эвакуировали в первую очередь семьи работников НКВД, ЦК, командного состава и партийных органов, квалифицированных рабочих 3-го и выше разрядов, ученых, артистов. Эвакуация происходила на пяти железнодорожных станциях: «Дарница», «Киев—Пассажирский», «Киев—Московский», «Киев—Товарный», «Киев—Лукьяновка». «Желающих уехать было много, но не все могли. На вокзалах было все оцеплено и функционировали специальные пропускные пункты. За ограждение пропускали только тех, у кого была бронь…», — рассказывал очевидец этих событий Дмитрий Малаков.
После эвакуации опустели дома, а затем и целые кварталы. На Липках, где жил весь НКВД, не было живой души. Когда с 17 сентября из Киева начали уходить советские войска, население стало массово грабить магазины. «Это продолжалось до 19 сентября, когда в город вошли немцы. Народ тащил все абсолютно — от иголок и носков до габаритной мебели. Все это собирались обменивать потом на еду, потому что власти вывезли из города все продукты, а что не успели, потопили в Днепре. А всем нужно было выживать», — говорил Малаков.
Киевлянин Александр Лашук, чья мама, Клавдия Алексеевна, пережила войну, говорил, что немцы зашли спокойно. «Мама рассказывала, что фашисты зашли в город без стрельбы и погромов. Многие люди оставались в домах и смотрели на них через окна своих квартир. На углу Прорезной и Крещатика располагался магазин. Немцы устроили в нем пункт сдачи радиоприемников…».
20 сентября 1941 года завершилась оборона единственного левобережного района города – Дарницы, после чего немецкой администрацией был создан Дарницкий концентрационный лагерь для военнопленных. Лагерь занимал площадь около 1,5 кв.км и был огорожен колючей проволокой, натянутой на росшие там сосны на высоте 3,5–4 метра. Сюда направлялась основная часть военнопленных, попавших в «Киевский котел». Первое время военнопленных не кормили совсем, из-за чего они съели всю траву и кору на деревьях. Позднее было организовано питание «бульоном» из вареной сахарной или кормовой свеклы. Пленных украинцев местному населению разрешалось забирать в случае, если за ними приезжали родственники, и часть узников освободилась из лагеря таким путем. Евреи, коммунисты и комиссары отфильтровывались как на пути в лагерь, так и в самом лагере и расстреливались. В конце сентября 1941 года из лагеря был совершен массовый побег – 4 тысячи из 16 тысяч заключенных смогли бежать, остальные же были расстреляны. Однако поток военнопленных был столь велик, что за короткое время лагерь наполнился вновь. Всего за время войны через лагерь прошло около 300 тысяч военнопленных, из которых 68 тысяч осталось в нем навечно.
В Киеве не оказалось ни литра топлива, ни килограмма зерна. Водоснабжение было отключено, электричество тоже. Оккупанты сразу же приступили к жестоким карательным мерам в отношении простых людей и тех, кого они считали врагами.
Первыми действиями оккупантов стала принудительная регистрация жителей на протяжении 5 дней. Таким образом они получали возможность вычислить коммунистов и сотрудников НКВД, которые в дальнейшем были расстреляны.
При отступлении инженерные части и подразделения НКВД 37-й армии Юго-Западного фронта подорвали мосты через Днепр, при этом Наводницкий мост был подожжен, а затем подорван, когда на нем еще находились отступавшие ополченцы. Были также взорваны электроподстанция и водонасосная станция, горел подожженный во время боя вокзал, был подорван подвижной и маневровый железнодорожный состав (точнее, та его часть, которую не успели эвакуировать), железнодорожные стрелки, здания штабов Пинской флотилии, охранных войск НКВД и т. д. По донесению осведомителей немецкими саперами были разминированы здания некоторых киевских учреждений, поэтому немецкое командование посчитало, что больше взрывов в Киеве не будет. Но через пять дней, 24 сентября 1941 года, с интервалом в 10–15 минут начали взрываться гостиницы, магазины и жилые дома на Крещатике и прилегающих улицах. Запылали бутылки с зажигательной смесью (предварительно складированные на крышах этих зданий), которые, по официальной версии, должны были использовать бойцы ополчения во время уличных боев за город. Немецкие подразделения пытались тушить пожар, но шланг брандспойта, протянутый от Крещатика вниз к Днепру, был перерезан неизвестными. Пожары и взрывы продолжались до 28 сентября и производились при помощи радиоуправляемых мин, тайно заложенных специальными командами НКВД задолго до сдачи города. В результате этой масштабной диверсии дома на Крещатике выгорели почти все, уцелело лишь несколько домов в конце улицы, а вместе с фашистами пострадали многие тысячи киевлян.
После начала взрывов на Крещатике весь Киев был обклеен объявлениями оккупационных властей следующего содержания: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковской и Дохтуровской (возле кладбища). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и проч. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян». 29 сентября 1941 года всех собравшихся отконвоировали к глубокому оврагу на тогдашней окраине города, носящему название Бабий Яр, и там расстреляли, предварительно раздев и складировав одежду и личные вещи убитых. Маленьких детей сбрасывали в овраг и закапывали живыми. Только по немецкой статистике в результате этой акции, проведенной 29–30 сентября 1941 года, погибло 33 771 человека (дети до 3 лет не учитывались). Уцелеть, выбраться из оврага и рассказать миру о содеянном зверстве удалось единицам. По одной из версий — это массовое убийство проводила зондеркоманда 4а под командованием штандартенфюрера Пауля Блобеля при участии частей 6-й армии Вермахта. Казни в Бабьем Яру евреев, цыган, коммунистов, подпольщиков, заложников, военнопленных, священников, а несколько позже и украинских националистов не прекращались в течение всего времени оккупации. Общее количество расстрелянных неизвестно, и, по различным оценкам, составляет от 75 до 200 тысяч человек.
«Освободилось много квартир, где жили расстрелянные в Бабьем Яру евреи. Но ни мама, ни другие, оставшиеся без крова, не хотели там жить. Люди считали кощунственным занимать жилье, еще недавно принадлежавшее погибшим. Поэтому мы поселились в свободной комнате в подвале», — рассказывала мама», — говорил Александр Лашук.

Нацисты могли зайти в любую квартиру и забрать все то, что хотели. Пенсионеры вспоминают, что чаще всего они забирали перьевые подушки и духи «Красная Москва». Поначалу воды и света в квартирах не было. Дмитрий Малаков рассказывал, что его брат в те первые дни пошел на Днепр с чайником. Тогда речная вода была еще сравнительно чистой. Кто-то брал воду из водопроводных колодцев, подземных пожарных резервуаров. Потом немцы заставили восстановить водоснабжение. Света в квартирах тоже не было, если где-то окна светились, то только в квартирах немцев или фольксдойче (граждан немецкого происхождения).
Киевляне же сначала пользовались керосиновыми лампами, а когда керосин кончился, ложились спать, когда темнело. Выходить на улицу в вечернее и ночное время запрещалось: с 18 и до 5 часов действовал комендантский час. Тех, кто ослушался, расстреливали без разговоров.

Магазины работали в то время только для немцев, а для населения были базары, которые располагались на Львовской площади (где сейчас сквер), на Евбазе («еврейском базаре» на площади Победы) на Лукьяновке и на Подоле (нынешний Житний рынок). На рынки первое время ходили без денег, но с тем, что можно обменять на еду. «Село и пригород кормили в то время горожан, потому что несли на рынок продукты. Но этот натуробмен был неравным. Например, детскую и взрослую одежду можно было выменять на стакан пшена — самой дешевой крупы. Моя мама так поотдавала мои детские книги», — говорил Дмитрий Малаков. Цены на продукты менялись в зависимости от ситуации на фронте — чем дальше заходили немцы, тем дороже стоила пища.
Пенсионерка Вера Васильевна вспоминала, что питалась одним лишь хлебом из каштанов: «Управа распорядилась, чтобы мы собирали каштаны и сдавали их на хлебозаводы. Там из них делали хлеб, похожий на мыло, горький, и выдавали его по талонам три раза в неделю по 200 граммов».
Одним из первых приказов, которые издали немцы в Киеве, было встать всем на работу. «Так заработали все заводы: «Арсенал», «Ленкузня». Правда, основное оборудование (станочный парк) отсюда было вывезено, и рабочим (тем, кто остался) приходилось заниматься не прежним производством, а, например, ремонтом автомобилей и немецкой техники», — говорил Малаков. Всем работающим выдавали так называемые «арбайтскарте», где за каждую отработанную неделю ставили штампик. Во время облав немцы требовали предъявить карточку, и за просрочку отправляли в Германию. Платили так мало, что хватало на одну буханку хлеба в месяц — 300 оккупационных карбованцев. К слову, 1 кг сала на базаре стоил 7 тыс. крб. Некоторые киевляне «увиливали» от работ, чтобы смотреть за детьми. Многие дети устраивались на работу, чтобы не попасть в Германию. «Полицаи ловили всех, кто был на улице, без разбору, везли на сборный пункт на Львовской, а оттуда отправляли в Германию. Меня один раз тоже поймали. Я помню, что спросил, мол, дяденька, что я буду делать в Германии. А он мне ответил, что свиней пасти. Потом мне удалось сбежать», — говорит Вера Васильевна.
Во время оккупации в Киеве из общественного транспорта ходил только трамвай. Все автобусы, которых до войны и было не так много, забрали в армию, а часть троллейбусного парка немцы увезли в Германию.

За проезд в трамвае платить должны были лишь горожане. Немцы ездили бесплатно, более того, на первой площадке (возле первых дверей и вагоновода). «Зайцев» в трамваях не было, в каждом вагоне работал кондуктор, который брал плату с мирных жителей.

Но основная часть людей передвигалась по улицам пешком, даже на большие расстояния. Без особой необходимости киевляне старались вообще из дома не выходить, так как в городе периодически устраивали облавы. А всех, кого удавалось поймать, заталкивали в машины и везли на сборный пункт на Артема, 24, откуда увозили в Германию. А многих воров и подпольщиков публично казнили на фонарях напротив Бессарабки, где недавно был памятник Ленину.

Но несмотря на это в городе действительно работали Оперный театр, Украинская хоровая капелла, капелла бандуристов, Театр оперетты, варьете, кукольный театр, консерватория, хореографическая и две музыкальные школы. Для посещения были открыты зоопарк и ботанический сад. В 1943 году в Киеве даже состоялись две художественные выставки, на которых выставляли свои работы 216 художников. Картины покупали преимущественно немцы. «Тогда шли украинские оперы и балеты, куда ходили и немцы, и киевляне. Не знаю, сколько это стоило, потому что я там никогда не бывал, но знаю, что нашим театралам скудные средства позволяли сидеть только на галерке. В партере и ложах сидели немцы»,- вспоминал Малаков.

«Немцы толерантно относились к киевлянам, которые ходили в церкви, правда, сами никогда не заходили туда. У них была своя церковь на ул. Лютеранской, а наши ходили в Андреевскую церковь, в трапезную Михайловского Златоверхого, Покровскую церковь и Покровский монастырь», —вспоминала Клавдия Лашук.

Конечно, самой большой потерей за время оккупации считается гибель Успенского собора. До сих пор не утихают споры о том, кто на самом деле виновен в этом. Но Дмитрий Малаков убежден, что собор был заминирован однозначно советской взрывчаткой. «Подрывать его немцам не было никакого смысла», – считает историк.

Кроме пожара в 1941 году второй раз Киев горел в начале ноября 1943 года по вине немцев. Они сожгли Киевский университет, нынешнюю Парламентскую библиотеку и дома в центре города.

6 ноября 1943 года освободителей встречало лишь 180 тысяч киевлян. Во время оккупации около 100 тысяч человек было вывезено в Германию на принудительные работы – многие из этих несчастных домой так и не вернулись. Кроме того, десятки тысяч людей погибли от голода и холода, попали в число убитых во время чисток по национальному признаку или были расстреляны как заложники. Значительная часть населения бежала в близлежащие села, спасаясь от голодной смерти.

Когда немцы вошли в Киев, многие действительно думали, что хуже сталинщины с его голодомором и массовыми репрессиями нет, и считали Гитлера освободителем. Но очень скоро все иллюзии развеялись, и советская власть, какой она бы плохой ни была, стала казаться раем по сравнению с фашистской оккупацией. А то, что немцы спасли Киев от разрушения и пытались наладить инфраструктуру, тоже правда. Но делали они это не из гуманистических соображений, а для себя. Они же верили, что пришли всерьёз и надолго, вот и нужны были им целые дома, работающие театры, рестораны и кинотеатры. Правда она многоцветная и разноплановая. А сегодня День скорби. Ведь война не обошла ни одну семью. Вечная память погибшим!

Источник — «Киевские истории»