Когда смелость в груди нарастает волной..

Автор — Вадим Малев.
О том, как в Минске исполняли 13-ю симфонию Шостаковича.

Спасибо, друзья и френды, за вашу реакцию на вчерашний материал о том, как была издана самая нашумевшая **поэма ХХ века «Бабий яр»**. Мы остановились на том, как Евтушенко позвонил сам Дмитрий Дмитриевич Шостакович и попросил разрешение написать на эту поэму музыку. Так родилась 13я симфония великого мастера. Очень необычное произведение для баса, хора басов и оркестра. А вот вам в качестве бонуса, что же было дальше.

А дальше симфонию надо было исполнять. А вот с этим у Шостаковича сразу возникли проблемы: многие большие музыканты отказывались под разными предлогами исполнять 13ю симфонию. Например, **выдающийся дирижер Евгений Мравинский послушно сказался больным. Или бас Гмыря, который открыто сказал, что не будет петь произведение на «эти слова Евтушенко»**. Все это происходило на волне травли поэмы Евтушенко, когда и Хрущев решил высказаться, что, мол, еврейского вопроса у нас нет и не нужно его поднимать.
Тем не менее, 18 декабря 1962 года с грандиозным успехом прошла премьера симфонии в Москве. Дирижировал знаменитый Кирилл Кондрашин, партию баса спел Виталий Громадский. Очередь за билетами растянулась на несколько квраталов. **Властям не слишком понравился успех «еврейской симфонии»,** примерно так же, как Сталину в свое время крайне не понравился успех Голды Меир у московских евреев. Был негласный указ, дескать, попремьерничали – и хватит.

Но был на том концерте ученик Кондрашина – молодой дирижер Виталий Катаев. Он как раз в это время был назначен главным дирижером Государственного симфонического оркестра Белоруссии. Он был настолько потрясен этой вещью, что решил исполнить ее в Минске. И тоже в этот момент стал на путь праведников, так же как и Евтушенко, и Косолапов (Шестоковича исключаем из этого списка: он праведником был с самого начала). Чтобы сыграть партитуру нужны ноты. Но **когда Катаев пришел в библиотеку Союза композиторов, вместе партитуры и оркестровых партий ему выдали только… клавир: «Выдавать оркестровые партии и партитуру пока запрещено», — услышал он. **Но Катаев не отступил. Используя разнообразные связи, он добыл желанные ноты.

Катаев и его единомышленники хитро решили, что билеты на 13ю симфонию будут продаваться только абонементом. Ведь, если какой-нибудь чиновик решил бы отменить концерт, отменять нужно было бы весь абонемент,а это пахло скандалом. В какой-то момент и на Евтушенко с Шостаковичем было оказано сильное давление, чтобы некоторые строчки поэмы для концерта были изменены. Евтушенко и Шостакович решили пойти по принципу ящерицы: потерять хвост, но не жизнь. Евтушенко, скрипя сердце, изменил:

**Оригинал:**

**Мне кажется, сейчас я иудей —
вот я бреду по Древнему Египту.
А вот я на кресте распятый гибну
и до сих пор на мне следы гвоздей!**

**Новый текст:**

**Я тут стою, как будто у криницы,
дающей веру в наше братство мне.
Здесь русские лежат и украинцы,
с евреями лежат в одной земле.**

**или:**

**И сам я как сплошной беззвучный крик
над тысячами тысяч убиенных,
я каждый здесь расстрелянный старик,
я каждый здесь расстрелянный ребенок.**

**Новый текст:**

**Я думаю о подвиге России,
фашизму преградившей путь собой,
до самой наикрохотной росинки
мне близкой всею сутью и судьбой.**

Катаев тем временем стал репетировать, но **лучший в регионе – Белорусский государственный хор отказался от исполнения, боясь навлечь гнев начальства.** Катаеву помогла руководитель Хора Белорусского радио Анна Зеленкова, которая во время блокады Ленинграда фугаски на крышах тушила, и дело двинулось. Неожиданно стали приходить певцы из других хоров и буквально упрашивали их взять в дело. Басов скопилось так много, что когда Шостакович увидел всех на генеральной репетиции, то потерял дар речи – на сцене стояла плотная толпа артистов хора.

**За 10 дней до премьер струсил главный бас – Громадский. Он отказался от выступления,** мотивируя это другими концертами – будто бы заранее не знал. Но Катаев не сдался и тут. Дело в том, что у Громадского в Москве был дублер – прямо как Титов у Гагарина. Это был бас Аскольд Беседин, он знал наизусть партию, и Катаев, несмотря на близость концерта, все отложил и понесся в Москву его разыскивать.

«Тогда у Беседина не было постоянного адреса в Москве, поэтому мне дали несколько адресов и один телефон, где предположительно он мог появиться, — вспоминал Катаев. — Имея в распоряжении всего один день, от поезда до поезда, я объездил на такси все адреса, звонил по телефону, но нигде Беседина не застал. Везде я оставлял свой минский телефон и записку: «При любых обстоятельствах прошу принять участие в исполнении 13-й симфонии в Минске!»

Вернувшись расстроенный рано утром в Минск, я успел лишь войти в квартиру, как раздался междугородный звонок. Звонил Аскольд Беседин: «Я готов… Я могу… отменил все концерты. Когда мне быть в Минске?» Когда мы встретились на перроне, он задал мне сразу один вопрос: «Какой поем текст?» — «Конечно, первый!».

Думаете, это все? Ничуть не бывало. За пару дней до премьеры в Минске от Катаева категорически потребовали вернуть ноты. И тогда! **Все музыканты оркестра вызвались за ночь переписать каждый свою партию, что и сделали!**

Накануне концерта руководителя Филармонии Паливоду вызвали в ЦК: *»Кто разрешил играть эту музыку?!»- «Так вы же наши планы утверждали», – прикидываюсь я. «Отменяйте концерты!» – «Но все билеты проданы!» «Скажите: дирижер заболел», – предлагает чиновник.* *– «Но мы пригласили Шостаковича, и уже получена телеграмма: «Приезжаю с женой». — «Тогда хотя бы организуем в прессе критические статьи»,- сдался чиновник. Вот такая была обстановка накануне премьеры.*

«Сказать, что А.Беседин пел прекрасно, — значит, ничего не сказать, — продолжает вспоминать Катаев. — Он был героем, пережившим драматические коллизии симфонии, от его имени он излагал текст и пел музыку:

**Умирают в России страхи,
словно призраки прежних лет…**
…Я их помню во власти и силе
при дворе торжествующей лжи

Когда закончилась симфония (а пятая часть заканчивается, постепенно затихая), в зале наступила напряженная тишина. Публика замерла в осознании истинности представленных в симфонии драматических сцен и острейших общественных идей. **Потом зал взорвался аплодисментами, публика стоя скандировала, приветствуя Шостаковича, поднимавшегося на сцену».**

На следующий день состоялся еще один концерт, а третий, внеабонементый «товарищи» все же отменили. Итак хористам-добровольцам заплатили только за один. Зеленкова вспоминала, что обычно «лабухи» сражаются за каждый рубль, а тут **все как один сказали: *»Что мы – не люди? Споем бесплатно!»***

Публика расходилась с концертов, как будто на них просыпалась манна небесная. Вместе с тем и не без опасений: «Я поймала себя на мысли, что сейчас и авторов, и исполнителей, и слушателей посадят в воронки и повезут из Консерватории на Лубянку», — вспоминала А. Баранович-Поливанова впечатление еще от премьеры 13й симфонии в Москве.