Скончалась Софья Григорьевна Яровая

В 1941 году Софья Яровая (тогда — Бойко) и ее подруга Галина Вайнтроп под руководством матери Софьи, Ефросинии Бойко спасли от расстрела семь евреев. Среди спасенных была семья Липницких — мать, 12-летняя дочь и 4-летний сын, не сумевшие эвакуироваться из города. Липницкие несколько дней прожили у Бойко, а затем были переправлены в городок Васильков, откуда, с помощью других родственников семьи Бойко, перебрались в село Ксаверовка, где смогли пережить оккупацию. После освобождения города Липницкие вернулись в Киев.

Незадолго до освобождения Киева семью Бойко арестовали эсэсовцы за отказ покинуть город, и повели расстреливать в Бабий Яр. Их спасли загулявшие солдаты вермахта в обмен на водку. Той же ночью, воспользовавшись суматохой, им удалось вырваться из Киева в отцовское село Рославичи, где 7 ноября они были освобождены из оккупации Красной армией.

После войны Яровая долгие годы работала в системе образования, несколько десятилетий руководила киевской школой №189, входившей в десятку школ СССР по организации спортивно-массовой работы. В 1967 году стала директором новой 189-й школы. 7 сентября 1997 года Яд Вашем присвоил Ефросинье Бойко и Софье Яровой звание «Праведник народов мира». В последние годы она активно участвовала в работе по увековечиванию памяти жертв Бабьего Яра. Символично, что она скончалась в годовщину трагедии в Бабьем Яре 29 сентября.

Из интервью с ней 2016 года:

— Ведь вы совершили подвиг…

— Что за подвиг? Я не считала, что это подвиг. Киевляне были люди. Понимаете? Люди были, это теперь я как посмотрю, что творится, так страшно. А тогда весь Киев бросился спасать евреев. Очень мало кто был предатель. Мы не могли держать у себя, потому что мы в общем дворе, а там где частные домики, там все время были евреи. И сколько еще есть людей сейчас, которые не заявили. Вот у моего зятя есть друг Маковийчук, его мама забрала с гетто двух детей и всю войну продержала, а потом уже, когда наши пришли, они пошли в детдом. И он так и не заявил нигде ничего. Очень много таких людей было. Киев был… люди мы были. Вот в чем дело.

— Но ведь вы знали, что вас ждет расстрел?

— Естественно! Все знали, но об этом никто не думал. Все знали, что надо. Все знали, даже мысли не было о том, что нельзя, что не нужно. Это теперь я думаю: Боже-Боже, как меня мама могла отпустить? Я думаю: отпустила бы я свою дочку или нет? Но мама взяла с неё слово. Мама взяла с неё, что как только кто-то попадется, как только полицай или что, то случайно попала по дороге, вот и все. Их расстреляют, а меня нет. Перед теми евреями, которые пережили оккупацию, перед ними нужно стоять на коленях и молиться. То, что они пережили… Знаете, жить, особенно мамам и видеть, что каждую минуту ждет их детей, это нужно пережить. Майка рассказывает, что пока они сидели в сарае, а у нас был один там сосед, который был неблагонадежный, у него немцы были и т.д. Алик начал плакать, а мама ему закрыла рот, а он задыхается, она говорит: мама, что ты делаешь, он же умрет. И мама спокойно отвечает: может, хоть ты останешься жива. Страшно было. Вообще, я всегда говорю: лучше не родиться, чем такое пережить.

— Вам страшные сны не снятся?

— Оккупация снится… Ну вот что немцы дальше… Ой, не доведи господь. Этот лагерь, эти повешенные, эти убитые. Вот когда мы к папе шли Русановский мост был круглый и он упал, и там было пространство – доски. И когда мы шли туда, около этих досок я всегда помню лицо типа Щорса — такое красивое, умиротворенное и волна так волосики развевает и это личико лежит. Этой войны лицо. Страшно.